«Не надо ждать, не надо звать, а можно взять – и прочитать!»

Сама не могу в это поверить, но я собираюсь признаться в неслыханном кощунстве – неслыханном для филолога, разумеется: я не люблю поэзию. Так уж повелось, что поэзия считается неким высшим видом словесности, в определенном смысле – истинной формой литературы, и человек, который объявляет себя любителем литературы вообще, вроде как по умолчанию должен любить и поэзию (или даже её особенно). Я уж молчу о том, что есть определенные «мастлавы» среди филологов – упаси вас Аполлон ляпнуть в кругу литературоведов, что вы не любите Пушкина или равнодушны к Есенину!

Когда-то давно, когда я была юной и впечатлительной гимназисткой (именно гимназисткой – у меня была гимназия с профильными классами), я, как положено в -надцать лет, зачитывалась Асеевым, учила наизусть Ахматову, прятала под подушкой Гумилева и поглядывала на Бродского… Вероятно, эта любовь прошла вместе с юностью и наивностью, а им на смену пришли другие заботы, пристрастия и темп жизни, не позволявшие томно валяться под яблоней на даче с томиком Рубцова. Поэзия стала для меня тем же, чем кусок штруделя – для человека на диете, считающего калории: можно, но не нужно. Потому что иначе нельзя будет прочитать что-то более нужное.

Однако жизнь вносит свои коррективы даже в списки для чтения, и вот я обнаруживаю себя с цветастой книжкой-малышкой в руке, под пристальным взором суровых голубых глаз, в которых без всякого словесного посредничества звучит угроза: «читай еще раз, а не то заору». Но даже риск в очередной раз подвергнуться акустической атаке не заставит меня снова произнести эти строки, от которых рот как будто наполняется вязкой и сладкой кашей (мне представляется почему-то пшённая): «Люленьки, люленьки, прилетели гуленьки…» У потешек, на мой взгляд, есть только один плюс: они запоминаются практически с первого раза, и воспроизвести их можно, даже не просыпаясь и не подключая мозг к речевому аппарату. За остальное – обилие уменьшительных суффиксов и вообще причудливых словоформ («барашеньки крутороженьки»? «молодиченька невеличенька»??), за бесконечные повторы (стих про заиньку, который в каждой строфе демонстрирует свои умения типа «поплясать» – мой отдельный кошмар), за нехитрую обывательскую мораль («Иди, зайчик, не проси, сам орешков натряси») – я их просто ненавидела... Впрочем, в авторской поэзии я тоже не сразу нашла отдушину.

Агния Барто, Благинина и Александрова были только временным спасением, хотя я понимала, что наслаждаться их текстами мне мешают исключительно мои личные тараканы: так, мне не давала покоя судьба брошенного и промокшего зайки, не говоря уже про мишку с оторванной лапой. А когда я читала тревожные строки: «Что с тобою, рыбка, тихая моя? … Наша-то Аленушка сделалась больна», то невольно прикидывала год написания стиха и представляла себе ужас матери в какой-нибудь глухой послевоенной деревне, где один фельдшер на район… Чуковский тоже «радовал» мрачными и триггерными деталями («зубы в самое сердце вонзает и кровь у нее выпивает»), тогда как Маршак «грешил» обратной тенденцией – в его стихах мир рисовался цельным и беспроблемным, как щекастый, улыбчивый и гладкий пластмассовый пупс (приятным разнообразием были его переводные стихи, но о них в другой раз).

В какой-то момент я поняла, что если я хочу не просто выжить в декрете, а сохранить филологическое здоровье и при этом не отбить у дочери присущей малышам любви к поэзии, то надо искать альтернативу приевшимся всадникам апокалипсиса (зачеркнуто) классикам детской поэзии. Результатами своих поисков, собственно, и планирую поделиться в рамках рубрики…

Итак, позвольте вам не столько представить, сколько напомнить одного из мэтров отечественной детской литературы (не только лирики), Валентина Дмитриевича Берестова.

Лично я из Берестова до декрета могла бы вспомнить только «Как хорошо уметь читать» и «Искалочку», и то потому, что ее напевает Наташа из мультика про Кузьку. В однотипных подборках и хрестоматиях с самонадеянными подзаголовками «Лучшая книга для малыша» или «Самые любимые стихи» его тоже не обошли вниманием: из одной в другую кочуют его «Бычок», «Котенок» и «Щенок» («Спит будильник. Спит звонок. Просыпается щенок»). Совсем без «жести» тоже не обошлось: лично мне стихотворение про больную куклу кажется слишком грустным для детских сборников. Однако у Берестова очень широкий лирический диапазон – есть стихи вполне серьезные («Ночь уходит»), а есть шутливые и ироничные («Доктор Лебедев», «Сережа и гвозди»); есть для совсем малышей («Мишка-мишка, лежебока»), а есть для ребят постарше («Картинки в лужах», «Знакомый»). Есть, на мой вкус, красивые («Морозный день»), а есть, опять же, на мой вкус, дурацкие («Гололедица», «Открытка»), есть бесшабашно-веселые («Лето, лето к нам пришло!»), а есть грустные («Урок листопада»). Мои любимые – небольшие по объему и нарочито простые на вид, но рассчитанные, мне кажется, не только на малышей тексты, такие стихи-зарисовки:

МЕДВЕЖОНОК

Медведица ласково сына качает.

Малыш веселится. Малыш не скyчает.

Он дyмает, это смешная игpа,

Hе зная, что спать медвежатам поpа.

Ну, и конечно, неофициальный «гимн» мам в декрете:

Берестов нравится мне тем, что он не заигрывает, за редким исключением, даже с самыми маленькими читателями, не поучает (почти никогда), а ненавязчиво показывает какие-то неочевидные забавные моменты – в природе, в игре, в самой жизни. Стих у Берестова, как мне кажется, лишен характерного для многих советских поэтов однообразия ритма, поэтому обладает более живой, подвижной интонацией, чем может обеспечить, например, неизменный и удручающе бодрый хорей у Барто («Наша Таня громко плачет»). Полюбила ли я поэзию благодаря стихам Берестова? Нет. Но даже чтение хрестоматий и подборок становится терпимым, если в их состав входят веселый «Кошкин щенок» или жизнеутверждающий «Дракон».

Надеюсь со временем познакомить вас и с другими своими находками и открытиями, а пока – бонус для тех, кто дочитал до конца: вообще-то я очень люблю иллюстрации Льва Токмакова, особенно к произведениям его жены Ирины, однако даже большие мастера порой допускают промахи… Итак,««Это не хвост», сказал волк и покраснел…» До новых встреч!

Оксана Разумовская, специально для «12 объятий»

При копировании материала ссылка на сайт https://www.12momshugs.ru/обязательна